Неточные совпадения
— Нехорошо сделали с
нами, ваше благородие, — глухим басом сказал лысый старик, скрестив руки, положив широкие ладони на плечи свои, — тяжелый голос его вызвал разнообразное
эхо; кто-то пробормотал...
Когда услышите вой ветра с запада, помните, что это только слабое
эхо того зефира, который треплет
нас, а задует с востока, от вас, пошлите мне поклон — дойдет. Но уж пристал к борту бот, на который ссаживают лоцмана. Спешу запечатать письмо. Еще последнее «прости»! Увидимся ли? В путешествии, или походе, как называют мои товарищи, пока еще самое лучшее для меня — надежда воротиться.
Тронулись с места и
мы. Только зашли наши шлюпки за нос фрегата, как из бока последнего вырвался клуб дыма, грянул выстрел, и вдруг горы проснулись и разом затрещали
эхом, как будто какой-нибудь гигант закатился хохотом. Другой выстрел, за ним выстрел на корвете, опять у
нас, опять там: хохот в горах удвоился. Выстрелы повторялись: то раздавались на обоих судах в одно время, то перегоняли друг друга; горы выходили из себя, а губернаторы, вероятно, пуще их.
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от
нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном
эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
— Эхе-хе! Правил у
нас много, а правды нет…
Наши поэты уже не витают более в эмпиреях: они спустились на землю; они с
нами в ногу идут под строгий механический марш Музыкального Завода; их лира — утренний шорох электрических зубных щеток и грозный треск искр в Машине Благодетеля, и величественное
эхо Гимна Единому Государству, и интимный звон хрустально-сияющей ночной вазы, и волнующий треск падающих штор, и веселые голоса новейшей поваренной книги, и еле слышный шепот уличных мембран.
От этого, понятно, зáмок казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц,
мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на
нас припадки панического ужаса, — так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое
эхо, и
мы бежали без оглядки, а за
нами долго еще стояли стук, и топот, и гоготанье.
— И эта статья, которую
мы сейчас читали… тоже наших рук дело! — как
эхо, отозвался я.
Надо видеть черный зев, прорезанный
нами, маленьких людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и
эхо взрывов, точно хохот безумного.
— Э-эхе-хе! — вздохнул Маякин. — И никому до этого дела нет… Вон и штаны твои, наверно, так же рассуждают: какое
нам дело до того, что на свете всякой материи сколько угодно? Но ты их не слушаешь — износишь да и бросишь…
Вдали, откуда-то из преисподней, послышались неясные, глухие голоса. Они звучали так, как будто люди говорили, плотно зажавши рот руками. Среди
нас отдавалось
эхо этих голосов. На душе стало как-то веселее. Почувствовалось, что
мы не одни в этом подземелье, что есть еще живые существа, еще люди. Раздавались мерные, глухие удары.
И только по временам по реке ухнет вдруг тяжелым стоном треснувший лед, зашипит, как пролетающее ядро, отдастся
эхом, как пушечный выстрел, пронесется куда-то далеко назад, в оставленные
нами пустынные извилины Лены, и долго еще звенит отголосками и умирает, пугая воображение причудливыми, внезапно воскресающими дальними стонами.
Я прислушался, и мне показалось, что с другого берега реки, которая здесь была очень узка, неслось к
нам, точно
эхо, осторожное постукивание копыт.
Солнце задело багряным краем за черту горизонта, когда
мы подъехали к логу. Свету было еще достаточно, хотя в логу залегали уже густые вечерние мóроки. Было прохладно и тихо. «Камень» молчаливо стоял над туманами, и над ним подымался полный, хотя еще бледный, месяц. Черная тайга, точно заклятая, дремала недвижимо, не шелохнув ни одною веткой. Тишина нарушалась только звоном колокольчика, который гулко носился в воздухе, отдаваемый
эхом ущелья. Сзади слышался такой же звон, только послабее.
— Bonsoir, maman! —
эхом откликнулось множество голосов, едва
мы переступили порог дортуара — большой, длинной комнаты, похожей на казарму, с двумя рядами кроватей, поставленных изголовьями одна к другой.
Тишина в лесу, гулкое
эхо и хмурое небо предвещали непогоду. Когда
мы выступили с бивака, начал накрапывать дождь. Несмотря на ненастье, все были бодро настроены. Сознание, что
мы перешли Сихотэ-Алинь и теперь спускались по воде, бегущей к морю, радовало моих спутников. Но радость их была преждевременной, потому что успех нашего предприятия зависел от многих причин и главным образом от того, как скоро удастся найти орочей на реке Хуту.
Вдруг в кустах, как раз против нашей лодки, раздался сильный шум. Таинственное животное, все время следившее за
нами, бросилось в чащу. Испугалось ли оно, увидев людей, или почуяло оленя, не знаю. Изюбр шарахнулся из воды, и в это время Чжан-Бао спустил курок ружья. Грохот выстрела покрыл все другие звуки, и сквозь отголосок
эха мы все трое ясно услышали тоскливый крик оленя, чей-то яростный храп и удаляющийся треск сучьев. С песчаной отмели сорвались кулички и с жалобным писком стали летать над протокой.
Песни эти подхватывает
эхо гор и, думается
нам, долети их отзвуки до японцев, они устрашились бы их более, чем трескотни батарей и свиста пуль.